(первая часть)
На снимке: Журналистка Д.Гансаруул во время верстки полос газеты с её интервью.
Осенью 2020 года южные монголы восстали за защиту своего родного языка. Поддерживая их, сородичи из Монголии, Бурятии и Калмыкии присоединились к движению «Спасите родной язык». В крупных городах по всему миру прошли мирные демонстрации в знак протеста против языковой дискриминации. Та героическая борьба южных монголов шокировала китайское правительство и привлекла внимание международной общественности. Напомню, что тогда наша газета “Удрийн Сонин” активно освещала тех событий.
Китайские власти арестовали тысячи родителей, принимавших участие в борьбе и наложили строжайший запрет на информации о реальных положениях в АРВМ (Автономный район Внутренняя Монголия). Южная Монголия стала закрытым регионом, изолированным от внешнего мира, и о том, что там за завесой тайны происходит, ничего не известно. Несмотря на серьёзные риски, я попыталась взять интервью у южных монголов в АРВМ, но не удалось въезжать в Китай. Тогда я использовала социальную сеть Wechat и в течение пяти месяцев интервьюировала южномонгольского скотовода. Это было крайне сложно и часто приходилось долго ждать ответа. Но всё-таки интервью со скотоводом Саранхуу удалось и рада тому, что теперь преподношу нашим читателям (Из-за соображения безопасности имя интервьюируемого изменено).
Д. ГАНСАРУУЛ : Южная Монголия отрезана от внешнего мира. Мы недостаточно знаем о реальном положении в АРВМ. Надеюсь, что вы заполните этот пробел…
САРАНХУУ : Мы знаем почти столько же, сколько и вы. По телевизору и в газетах всегда промелькают много цифр о том, что все хорошо. Стало бессмысленным смотреть и читать новостей. Правду вообще не говорят. И запрещено узнавать правду через социальные сети, если запрет нарушит, будет вызвать, подозревая в оппозиции партии и правительства.
В каждой группе в социальной сети сидит информатор. Мы пытались обсудить важных вопросов используя ключевые парольные слова, но ничего не вышло. Теперь наше общение в соцсетях почти ограничиваются вопросами типа: «Сколько стоит трава?» или «Какая там погода?» и скудными ответами на них.
Все это напоминает мне времена Культурной революции.
Д. ГАНСАРУУЛ : Вы увидели Культурную революцию своими глазами? Как происходили эти события? В Монголии много людей полагают, что: «Южные монголы добровольно присоединились к коммунистическому Китаю». Что вы скажете по этому поводу?
САРАНХУУ: Во времена Культурной революции я был маленьким, но понимал происходящего.
Давайте проводим небольшую историческую экскурсию. После Второй мировой войны Южная Монголия выразила желание присоединиться к МНР, но нам отказом ответила. После нескольких лет существования в качестве де-факто независимого государства Южная Монголия была оккупирована Народно-освободительной армией Китая. И нас незаконно и насильственно присоединили к еще несостоявшемуся государству. Тогда нам объяснили автономию: если вы принимаете целостность КНР, то будете все решать сами, вот и всё.
Но где теперь у нас право на самоуправление?
Д. ГАНСАРУУЛ: И стали Автономным районом Внутренняя Монголия…
САРАНХУУ: Да. После этого и еще до провозглашения КНР китайцы устроили большой террор в Южной Монголии, заявив, что «установим социалистический строй». Репрессировали и под поводом: “Попытались воссоединиться с МНР”.
И после провозглашения КНР было много зверств, такие как «Распределение пастбищ», «Борьба с правыми и левыми уклонистами», «Борьба с ревизионистами» и «Большой скачок». Кампания «Распределение пастбищ» обернулась для нас разграблением наших земель, которые унаследованы от наших предков. Все земли подпадали под “государственную собственность”, в сущности под “собственность китайцев”, мы как бы кочевали на “чужой земле”.
Но как сравнить все это с 10-летней Культурной революцией? Эти 10 лет были сущим адом. Число убитых, замученных и брошенных в тюрьмы неизвестно. Нет семьи, у которой бы хоть один не репрессирован. Удивительно то, что вообще какое-то число нас – южные монголов уцелело.
Я помню последние годы Культурной революции, когда политизированное насилие стало убавляться. Я знаю тех времен не по слухам.
Д. ГАНСАРУУЛ: Как вы избавились от Культурной революции? Что произошло дальше?
САРАНХУУ: Сам председатель Мао сказал, что это неправильно, и остановил Культурную революцию. Вскоре и его не стало. Народ вышел на улицу и требовал новую и умеренную политику. Председатель Дэн дал старт рыночной политике. Потому что все были разрушены до основания и нечего было есть. Не было выбора кроме рынка.
Немногие выжившие домашние животные были распределены пастухам. В 1982 году началось ограждение пастбищ. Раньше у земли был только статус государственной собственности. Однако пастухи продолжали кочевать. Для предотвращения этого была введена так называемая «коллективная собственность», а также была установлена граница между государственной и коллективной собственностью.
Итак, нас заперли на небольшом огороженном участке под названием «коллективная собственность», и еще более закрепился предыдущий грабеж земель. У нас по-прежнему никакой земельной собственности не было. А невозможным стал кочевать как прежде. На небольшом участке люди и скот вместе оказались в ловушке. В нашей прекрасной степи чужаки стали творить, чего хотят.
Скотоводов объединил в общину — гацаа. И гацаа заключили временные договоры землевладения с государством. Потом гацаа заключили такие договоры с каждым скотоводческим хозяйством. Но и эти земли остались государственной собственностью, которыми временно управляли скотоводческие объединения – гацаа. «Коллективная собственность» — какой-то под-статус.
Д. ГАНСАРУУЛ: Как изменилась ваша жизнь с переходом на рынок?
САРАНХУУ: Ну, пастухи сильно пострадали от перехода к рынку. Нередко они обанкротились и умирали в нищете и в беде. Потом как-то адаптировались. Был небольшой промежуток времени, когда скотоводы были довольны, пожинав плоды рынка. Но постоянно раскроили наши земель, под предлогом “уточнить границ пастбищ”. В 2010-ые годы совсем все ухудшились. Земли пастухов стали конфисковать по всевозможным причинам.
Есть много причин. “Если полезные ископаемые будут обнаружены, земля будет передана в государственную собственность”, “красивая местность должна быть под охраной государства”, “если местность некрасивая, подлежит улучшению”, “озеленение для предотвращения песчаных бурь”, “обеспечить потребности в землях давно осевших китайских мигрантов”,“мобилизовать для постройки сельскохозяйственнего или промышленного преприятия”, “давать землям отдыхать”, “расширить городов и посёлков” и так далее.
В местных руководящих органах еще больше и больше стали служить китайцы, которые не знают и не хотят знать о наших проблемах.
Д. ГАНСАРУУЛ : Ситуация только ухудшалась…
САРАНХУУ: В последнее время вообще стали запретить традиционное животноводство. Во многих местах выпас запрещен. Там скотоводы тайно пасут свой скот по ночам. Или в течение многих дней содержат скот в заборах, не выпустив на выпас, покупают сено и кормят их. Это губительно для скота, который привык к обширным пастбищам.
Если обнаружат тайный выпас, сотрудники полиции изымают и задерживают скот. Даже южномонгольский скот – диссиденты. Иногда полицейские также сбрасывают с высоты или отстреливают домашних животных. А там где выпас пока не запрещен, мясо, молоко, шерсть, кашемир и шкуры обесценивались и пастухам приходится их уничтожить и сжигать. Чтобы домашние животные не паслись, местные власти рассеивают облака с помощью ракет, вызывая засуху.
Миллионы свиней и множество свиноводов были привезены в АРВМ из соседних провинций. Южная Монголия теперь полна свиней, и мы говорим, что “свиньи едят людей”. У тех свиней часто бывают вспышки заразных болезней. И китайцы разбрасывают трупов свиней всюду, распространяют эпидемию и загрязняют пастбища и окружающую среду.
Говорят, что нужно промышленно-высокопродуктивное скотоводчество. И развивать такое должны китайцы. Как пастухи, мы проводим свои дни в ситуации, когда завтра можем потерять все, что имеем.
Д. ГАНСАРУУЛ: Выплачивает ли правительство компенсацию скотоводам, у которых конфисковали пастбища?
САРАНХУУ: Обязаны платить компенсацию. По телевидению часто говорят, что коренные американцы очень угнетены, но у южных монголов положение сравнимое. Во многих случаях компенсация не равна ущербу или даже ничего не выплачивается. Есть много людей, которым не удалось добиться компенсации. Дают приют в городе, а иногда и не дают, зависит просто от усмотрений местного правителя. В городах полно китайцев и пастухи плохо владеют китайским языком и городскими профессиями. Нелегко найти работу. Некоторые из них выполняют самую грязную и опасную работу, некоторые становятся нищими, а некоторые просто исчезают.
Д. ГАНСАРУУЛ: Вы боролись со всем этим?
САРАНХУУ: Мы, скотоводы, упорно боролись за свои права, и каждый год в борьбе геройски пал кто-то.
Много людей были избиты и ранены во время борьбы. Много людей попадали в тюрьмы и подвергались пыткам и унижениям. Было время, когда протесты скотоводов достигли большой активности. То тут, то там образовывались протестные кружки и объединения и разжигались костры борьбы. Однажды они решили в социальной сети: «Давайте боремся вместе, вместо того, чтобы действовать разрозненными группами на местностях. Давайте устроим большой митинг в Ара-Хорчине».
Д. ГАНСАРУУЛ: И когда это было?
САРАНХУУ: В 2017 году. Если бы состоялся этот митинг протеста, он возможно потряс бы мир. Однако организаторы, которые призвали в соцсетях, были арестованы у себя дома или по пути на митинг. И дезорганизованы. А площадь, где должен был состояться митинг была наполнена полицейскими, военными и их транспортом и спецтехникой. Всем тем, кто хотел участвовать в митинге, дал знать, что этого делать не следует, иначе очень пожалеешь о последствиях.
После этого вообще запретил протестовать. И наша борьба пришла в упадок. Если пытаешься устраивать протест, сразу силой подавят. Активистов поместили под домашний арест на неопределенное время.
Как писал монгольский писатель, мы стали как “нога, которой никуда не ступать”.
Комментарии
Отправить комментарий